ГЛАВА - 37
ЛИЧНАЯ ВОЙНА УНКАСА

Первая встреча Ункаса и капитана Мэйсона в форте Сэйбрук, во время войны с пекотами. 
Разгром пекотов разрушил весь естественный баланс сил в регионе. Теперь племена в случае разногласий обращались непосредственно в Бостон или Плимут и белый губернатор выступал в качестве судьи, в плоть до того, запрещал или разрешал войну между индейцами. Любой междоусобицы, однако, англичане боялись, страшась того, что искра вражды может перерасти в большую войну, которая коснется и их. Поэтому они всячески пытались вести свой арбитраж так, чтобы индейские раздоры решались миром.
Ункас, чье врожденное дипломатическое чутье привело его к альянсу с пуританами, умело воспользовался ситуацией. Он единственный из независимых вождей выиграл от победы англичан. Остатки пекотов, пытавшихся укрыться в других племенах, отторгались ими и только Шанток оказался единственным местом, где беглецы могли найти приют без опасения, что их выдадут.
Ункас приютил несколько десятков таких беженцев вместе с семьями. Встречал он их радушно, давал продовольствие, напоминая, что он - родной им по крови, истинный пекот!
Чтобы еще более укрепить свой авторитет среди бывших соплеменников, в 1638 г, сразу после гибели Сассакуса, убитого ирокезами, он женился на вдове покойного, а ранее уже был женат на дочери погибшего от рук голландцев его предшественника - Татобема.
Как и большинство вождей Ункас имел несколько жен (всего за свою жизнь - семь), но все его брачные союзы тоже строились на такого рода, далеко идущих, расчетах. Так в 1640 г. он заключил еще один выгодный брак, взяв в свой гарем дочь Сабикванаша, вождя одного из малых племен, обитавших у Коннектикут-Ривер. После чего продал его земли англичанам.
Оказавшись бездомным, Сабикванаш вынужден переселиться поближе к зятю вместе со всем своим кланом. Шанток постепенно оброс небольшими дочерними поселениями, где обитали представители самых разных племен.
На исходе лета 1639 г. Ункас сообщил колониальным властям, что несколько десятков пекотов нашли убежище на Пакватук-Ривер. Магистрат немедленно отрядил капитана Мэйсона с отрядом в 40 человек, чтобы снести селение, а пекотов доставить в Бостон. По пути к Мэйсону присоединились 100 воинов Ункаса, хотя такой помощи англичане не просили. Но Ункас не мог упустить случая, чтобы не извлечь свою выгоду из сплетенной им же интриги.
Пекоты были застигнуты врасплох, большинство бежали, но некоторые угодили в плен. Ункас упросил, не безвозмездно, конечно, Мэйсона, отдать ему пленников, привел их в Шанток и насильственно сделал своими подданными.
С этого момента между ним и Мэйсоном установились прочные деловые отношения, постепенно переросшие  в дружбу.
За счет таких приращений хитрый сашем довел численность своих подданных с 200-300 до 1000 и более. Неожиданно он стал силой, с которой вынуждены были всерьез считаться его дикие соседи.
Такое резкое возвышение ранее ничтожного по своему влиянию, да, к тому же и самозваного вождя, но, особенно, его укрывательство пекотов встревожило колониальные власти, опасавшиеся возрождения уничтоженного ими племени, чьи земли англичане уже поделили под новые фермы, поселения и пастбища.
Ункаса вызвали для разбирательства в Бостон, где он предстал сразу перед двумя губернаторами обеих колоний, Бостона и Плимута: Уинтропом и Хейнсом. Вождь явился, прихватив с собой 20 мерок вампума, чтобы подсластить неприятный, как он это предвидел, разговор. 
Приняли его крайне холодно, сразу дав понять, что не потерпят укрывательства беглых пекотов, несмотря на его активную помощь в войне с ними.
В эту минуту Ункас понял, что судьба его висит на волоске. Своей мечтой стать великим сашемом пекотов, заняв место Сассакуса, он едва не вырыл себе могилу и сейчас находился в шаге, чтобы упасть в нее.
Его изворотливый ум заметался в поисках выхода из столь опасной ловушки и нашел решение.
«У меня нет пекотов, – ответил Ункас. – Все мои люди – мохегане!».  После чего театрально положил себе руку на сердце и торжественно произнес:
«И разве это мои люди? Нет, это - ваши люди, и, когда будет нужно, я приведу их сражаться вместе с вами.
И это не мое сердце. Оно - ваше, как и моя верность!».
Растроганные Уинтроп и Хейнс едва не прослезились. Они приняли вампум и подтвердили полную расположенность англичан к «нашим добрым союзникам – мохеганам». С Ункаса были сняты все обвинения и он, живой и здоровый, отправился домой.
Но в Шанток вернулся другой Ункас. Выволочка, которую ему устроили в Бостоне, где он оказался на волосок от гибели, очистила его разум.
Собрав своих ближайших сородичей, в первую очередь личный семейный клан и некоторых, наиболее верных его сторонников, из числа тех, кто с ним основал Шанток, Унакас заявил, что слово «пекот» отныне следует забыть. Отныне все они - новое племя, мохегане, их тотем - волк, а он - верховный вождь!
Ункас не изобретал нового названия для своего народа. Когда- то давно, пекоты были частью другого, более многочисленного племени - делаваров, обитавших вдоль реки, носящей такое же название. В стародавние времена, когда численность делаваров выросла, часть из них отселилась в долину, образованную течением рек Коннектикут и Пекот. Самым сильным среди переселенцев был клан мохеган, что на их языке означало - «волки». Но впоследствии всем стал заправлять другой разросшийся клан, осевший у реки Пекот, по названию которой и пошло новое имя племени.
Теперь же, когда пекоты прекратили вследствие войны с англичанами свое существование, Унакас воспользовался этим старым названием племени, продолжая собирать под свое крыло беженцев, бродяг, изгоев и прочих отщепенцев самых разных индейских общин, для которых Шанток стал убежищем. 
Появление мохеган, день ото дня усиливавшихся, пришлось не по нраву соседним племенам, особенно -  наррагансеттам, которыми правил престарелый вождь Миантономо. Лестью, подарками и своими связями среди пуритан Ункас добился того, что Шанток стал центром торговли англичан с индейцами. Торговец Джонотан Брюстер постоянно держал здесь свой торговый пост, а в Бостоне и Плимуте интересы Ункаса, с выгодой для себя, представлял победитель пекотов капитан Мэйсон. Благодаря им мохегане первыми среди индейцев долины обзавелись ружьями, несмотря на формальный запрет продажи мушкетов со стороны колониальных властей.

Торговая сделка - рисунок художника Роберта Гриффина
В поисках новых источников пушнины охотничьи партии новоявленных мохеган без стеснения проникали на земли наррагансеттов, а пограничные с ними поселки и вовсе вынужденно платили дань: мехами и вампумом.
Такая наглость и прямой грабеж бесили Миантономо, Ункас стал его личным врагом. Еще недавно в подобном случае Миантономо объявил бы войну, но, после трагедии Мистика, боялся разозлить англичан.
Поэтому сашем сначала выбрал осторожную тактику и вскоре на предводителя мохеган было совершено первое покушение. Кто-то пустил в него стрелу из зарослей и угодил в цель. К счастью, рана оказалась не серьезной.
Ункас запаниковал, поспешил с жалобой в бостонский магистрат, утверждая, что это дело рук Миантономо. К чести пуритан, они пытались примирить вождей, не желая войны племен на границах своих колоний. Под нажимом из Бостона Миантономо неохотно отправил приглашение в Шанток, предлагая вождю мохеган нанести ему визит и отобедать у костра дружбы.
Ответ на это пришел саркастический:
«Друзья могут обедать вместе, но Ункас и Миантономо – нет!».
Война между ярыми соперниками становилась неизбежной и летом 1643 года она разразилась. Военный отряд индейцев внезапно атаковал группу мохеган, плывших на каноэ, после того, как они собрали дань с местных наррагансеттов.
Ункас не мог оставить инцидент без ответа - собрав воинов, он разорил одно из селений, принадлежащих личному клану Миантономо. Мохегане застали наррагансеттов врасплох, убив семерых, а остальных обратили в бегство. Их хижины предали огню.
Миантономо предпринял ряд неудачных попыток добиться у колониальных властей наказания Ункаса за такое бесчинство, но не преуспел и решился, наконец, открыто выступить против мохеган.
Войско наррагансеттов и их союзников, собралось, чтобы разорить ненавистный Шанток и покончить с его амбициозным правителем. Миантономо даже совершил вояж на голландский остров Манхэттен, пытаясь найти помощь у тамошних вождей, но безуспешно.
Однако и без того он собрал большие силы, общей численностью около 1000 воинов. Против этой внушительной армии Ункас мог выставить лишь 400 воинов, но он решительно выступил навстречу. Враги встретились в 4 милях от Шантока, на поле, которое с тех пор стало называться «полем сашемов». И те, и другие уже имели значительное количество мушкетов, но у мохеган их было значительно больше.
Миантономо перед боем одел тяжелую кирасу, которую ему подарил один из белых торговцев, дружески к нему настроенный.
Битва началась не сразу.
Сначала Ункас дал знать, что хочет переговоров. Миантономо, сознавая свое превосходство, снисходительно согласился.
Вожди в первый раз встретились лицом к лицу. Точно не известно, о чем они говорили. Согласно легенде, поскольку никто из европейцев при разговоре не присутствовал, Ункас предложил:
«Зачем проливать кровь наших воинов, когда это вражда между мной и тобой. Давай разрешим ее поединком. Побеждаешь ты – Шанток и мои люди твои. Побеждаю я – ваше войско уходит!».
Миантономо рассмеялся, заметив, что у него намного больше воинов, поэтому, пусть Ункас сдается и он, может быть, пощадит его жизнь.
Вождь мохеган, однако, и не надеялся, что его могущественный соперник согласиться на поединок. С его стороны это была всего лишь уловка.
Внезапно Ункас упал на землю. Его воины только и ждали этого, заранее условленного, сигнала - издав дружный боевой клич, они выпустили тучу стрел и дали залп из всех имеющихся у них мушкетов. Затем стремительно бросились в атаку.
Все произошло так быстро, что наррагансетты растерялись. От растерянности до паники один шаг, и спустя какие-то мгновение все их войско бежало, безжалостно преследуемое мохеганами, потеряв всякий порядок и желание сражаться. На «поле сашемов» осталось лежать до 30 мертвых наррагансеттов.

Кираса, которую одел Миантономо, сыграла ему плохую службу, он бежал медленно и попал в руки преследователей.
Ункас торжествовал. Триумф его был полный: более, чем вдвое сильнейшая армия врагов рассеяна, их предводитель стал его пленником.
«Проси пощады, и Ункас, может быть, пощадит твою жизнь, - насмешливо предложил он. Но Миантономо гордо молчал.
В ярости, Ункас приказал привести ему пленных наррагансеттов и размозжил нескольким из них головы томагавком.
На Миантономо это не произвело никакого впечатления, он все также хранил презрительное молчание.
Ункас с удовольствием прикончил бы его на месте, но не посмел этого сделать.
Пленника, не спуская с него глаз, доставили в Шанток, где он провел несколько дней, в то время, как его соплеменники спешно собрали вампум, чтобы выкупить своего лидера.
Ункас без зазрения совести взял выкуп, но не отпустил пленника, завив, что его судьбу его решат в Бостоне. Миантономо препроводили в городок Хартфорд, откуда Ункас отправился в бостонский совет, чтобы решить судьбу великого сашема. Там он запросил разрешение казнить своего давнего врага.
Пуритане учли заслуги вождя мохеган перед колониями и официально дали ему лицензию на убийство. В решении магистрата говорилось: «Жизнь Ункаса не может оставаться в безопасности, пока жив Миантономо».
Для наблюдения за исполнением приговора направили двух солдат.
Маленькая мрачная процессия двинулась из Хартфорда в Шанток. У Миантономо не оставалось сомнений, что его ждет. Наверное, в последние минуты перед смертью великий сашем искренне жалел, что в свое время не принял предложение пекотов о союзе против англичан. Кто знает, как бы в этом случае повернулась история.
Они достигли места, где произошла их битва – «поля сашемов». Здесь по знаку Ункаса его брат Вавекуа взмахнул томагавком и ударил Миантономо в затылок. Двое англичан, невольных свидетелей убийства, демонстративно отвернулись.

Вольная реконструкция образа Ункаса и казни Миантономо
Триумф Ункаса был недолговечен. Сокрушив Миантономо, он лишь разжег к себе всеобщую ненависть. Против Ункаса сформировался триумвират: три верховных вождя, во главе которых стоял преемник казненного Миантономо, Писсикус - они мечтали уничтожить его и только страх перед англичанами сдерживал их. Все трое настолько ненавидели своего давнего врага, что пытались извести его с помощью магии, для чего привлекли лучших шаманов.
Чары не подействовали и в ход пошло другое оружие. За баснословный «гонорар», 200 мерок вампума, триумвиры наняли киллера – бродячего индейца Куттакина.
Наемник активно взялся за дело. В Шанток часто ходили корабли белых торговцев и убийца устроился на один из них – грузчиком. В апреле 1642 г. судно прибыло к могиканам. Ункас по обычаю поднялся на борт, чтобы приветствовать гостей. И сразу же получил в грудь удар ножом.
Куттакин почти добился своего – весь в крови, сашем с криком свалился на палубу. Куттакин пытался прыгнуть за борт, но был схвачен свитой вождя и подвергнут пыткам. Ему отрезали пальцы на руке, которой он держал нож, а в последствии казнили, но не раньше, чем он дал показания, назвав имена заказчиков.
Несколько дней Ункас находился на грани смерти. Он потерял много крови, нож задел жизненно важные органы, но выносливый, как и все индейцы, самозваный вождь выжил.
Покушение сделало Ункаса еще более агрессивным, а покровительство англичан развязало ему руки. Мелкие отряды под началом его брата Вавекуа и его сына Ованеко шныряли на границах племен, грабя мелкие селения и насильственно обращали их в «мохеган».
Ункаса ненавидели. Ункаса боялись. Ункаса презирали.
Даже в Бостоне признавали, что «Ункас сам восстановил против себя всех, кого только мог».
Результатом этой ненависти стало общее выступление против мохеган массачусетских индейцев, которых объединил преемник Миантономо – вождь Писсикус. Война разразилась в 1657 году. Шанток был осажден и захвачен.
С горсткой уцелевших воинов Ункас укрылся в одном из своих вассальных поселков. В Бостоне его мольбы о помощи поначалу не возымели былого успеха: властям надоел сварливый и вечно конфликтный сашем.
Спасли Ункаса его личные друзья: торговец Джонотан Брюстер и капитан Джон Мэйсон. Брюстер добился разрешения продать мохеганам большую партию ружей и сам ее доставил. Индейцы не посмели тронуть белых, позволив им пройти в осажденный поселок. Со своей стороны капитан Мэйсон сумел нажать на магистрат и тот заставил вождя Писсикуса вернуться в свои пределы. Больше никто уже не смел атаковать мохеган. Наступил долгий, почти в 15 лет мир.
Последний раз Ункас взялся за оружие в 1675 году, когда произошло то, чего так боялись власти Объединенных колоний – всеобщее выступление индейцев против них, получившее название «Война Короля Филиппа» - о ней речь впереди. Военные действия охватили огромную территорию – в 300 квадратных миль. Погибли сотни англичан, само существование колоний оказалось под вопросом. Ункас также немедленно мобилизовал своих воинов и привел их на помощь свои бледнолицым союзникам.
После поражения восстания, индейская угроза Новой Англии была окончательно устранена и Ункас правил уже безо всяких помех. Какой бы сложной и противоречивой фигурой он ни был, он добился своего, стал признанным верховным сашемом, каким и оставался при жизни, властителем собственного народа, пусть и неоднородного по составу.
Видя, как английские колонии поглощают индейские территории, он не пытался тому препятствовать, напротив, вписался в процесс, признав его неизбежность. Часть своих менее ценных земель он продал, а на остальные заключил письменный договор со своим старинным другом, капитаном Мэйсоном, предоставив ему и его наследникам право получать половину прибыли от сделок с его землей. Мэйсоны стали семейными адвокатами Ункаса, который скончался в своем селении Шанток летом 1684 года.
Похоронили его, как и подобает сашему, в полном боевом уборе, с оружием и предметами, необходимыми в путешествии к небесным кострам его предков. Никто из колониальных властей на похоронах не присутствовал и никаких соболезнований не прислал. Бывший союзник англичанам стал теперь не нужен, земли его племени очень скоро попали под пресс английской цивилизации.
Основанный в 1699 году город Колчестер поглотил охотничьи угодья мохеган. Сын Ункаса, Ованеко, сильно пристрастился к выпивке и за бутылку виски сотнями акров распродавал земли своего отца. Все же мохегане в первые годы 18-го столетия еще имели приличный участок земли, но и его поглотил разросшийся город Нью-Лондон.
Остатки мохеган влачили жалкое существование. Вдова Ованеко после его смерти (от хронического пьянства) жила тем, что побиралась по дворам белых, как последняя нищенка.
Джон Мэйсон, а после его смерти, его сын, внук и даже правнук пытались отстоять права покойного Ункаса хотя бы на часть его бывших земель или – на денежную компенсацию. Разумеется, двигал ими не абстрактный гуманизм, а прямая выгода – ведь Ункас завещал им 50% процентов от всех сделок с бывшими своими земельными угодьями.
И Мэйсоны упорно стучались во все инстанции. Дело дошло до королевского разбирательства: в 1735 году, Джон Мэйсон (внук покойного капитана) и внук Ункаса совершили путешествие в Лондон, где просили при дворе в свою защиту. Вняв ходатайству, король Георг I назначил новое разбирательство по «делу мохеган», но оно увязло в бесконечной волоките, коррупции и предвзятости колониальных чиновников. Да и само имя Ункаса уже стерлось из памяти нового поколения колонистов, как и его деяния.
Тяжба тянулась вплоть до 1743 года, когда суд окончательно признал секвестр индейских земель в пользу колоний правомерным и не подлежащим обжалованию. История мохеган Ункаса закончилась.
Разве что еще один штрих к ней. С веками менталитет цивилизованной нации меняется, в нем пробуждается то, что можно назвать исторической совестью. В 1836 году тогдашний президент США Эндрю Джексон посетил Коннектикут и побывал на могиле сашема. Здесь он символически заложил памятник в его честь. За 10 лет до этого Джеймс Фенимор Купер опубликовал свой лучший роман: «Последний из могикан», ставший всеамериканским, а вскоре и всемирным бестселлером.
Роман пробудил интерес к реальному Ункасу, чье имя автор позаимствовал для главного героя, но допустил ошибку, причислив Ункаса к могиканам из-за путаницы в названии племен, созвучия и прямого искажения при их адаптации на английский язык.
Мятежный вождь никогда не был так популярен при жизни, как стал знаменит после выхода в свет одноименной книги, не имевшей ничего общего с его реальной жизнью. И в 1833 году группа горожан из Норвика, городка, где когда-то находился поселок Ункаса Шанток, начала сбор средств для памятника вождю, который, в их понимании, «как никто из индейских правителей был верен своим союзникам».
Но только через 9 лет после президентского визита скромная гранитная стела была, в конце-концов, изготовлена и установлена. Стоит она и по сей день. На ее основании высечено лишь одно слово - «УНКАС».

К следующей главе    К предыдущей главе   К оглавлению