|
ГЛАВА - 95
ЛЮБОВЬ, ЗОЛОТАЯ ЛИХОРАДКА И ПЕРВЫЙ КОНФЛИКТ С НАТЧЕЗ
Индейский танец со скальпами -
коллекционная открытка XIX века
Когда Людовик XIV, спустя пятнадцать лет
безуспешных попыток вдохнуть жизнь в Луизиану, передал ее в аренду
Антуану Кроза, колония стала жить по своим правилам и законам. Жизнь
резко ухудшилась и стала еще менее привлекательной из-за
экономической политики созданной для управления ею «Западной Компании». Не в даваясь в детали,
отметим хотя бы пару таких показательных фактов: отныне только корабли кампании
могли торговать с Луизианой, а ее население могло покупать жизненно
необходимые европейские товары, от иголки до мушкетов, только в
магазинах Компании. Это сразу подняло цены на предметы первой
необходимости и привело к обнищанию колонистов.
Запрещалось также сажать виноградники и делать вино - чтобы не создавать
конкуренцию виноделию Франции. Существовали и прочие, иногда -
совершенно дикие запреты и ограничения.
Недовольство политикой Кампании было
таково, что между собой поселенцы называли ее «режимом».
Разумеется, Кроза назначил и своего губернатора. Ему порекомендовали
офицера колониальной пехоты из Канады Анутана ла Мот де Кадильяка (или -
Кадиллака), ранее командовавшего новым фортом Поншартрен (позднее -
форт Детройт) на Великих Озерах.
Происходил Кадильяк из мелкого и
бедного дворянского рода. На службу в Америке он смотрел, как на единственный
шанс выдвинуться в обществе и обзавестись состоянием.
В Луизиану Кадильяк прибыл в мае 1713-го, сместив Бьенвиля, вынужденного сдать полномочия и стать простым клерком
Кампании, экспертом по делам с индейцами и капитаном колониальной
милиции.
Новый губернатор явился не один, а с дочерью, находившейся в том нежном
цветущем возрасте, когда девицы мечтают о любви и успешном замужестве.
Впервые увидев нищую, едва сводящую концы с концами колонию, Кадильяк
в изумлении воскликнул:
«Это и есть тот земной рай, о котором мы так много слышали? Ничего,
кроме басни и лжи!».
И все же он таил надежду разбогатеть. В этом его мечты совпали с планами
Кроза, надеявшегося открыть в Луизиане золото или серебро и
предписавшего своему назначенцу начать поисковые работы. Окрыленный
мыслями о богатстве, Кадильяк поддался золотой лихорадке и погнал колонистов рыть рудники и шахты.
Основная сумма средств, выделенных на развитие колонии, шла на эти
расходы.
Луизиана стала похожа на головку сыра, изъеденную червями - всюду в
земле темнели дыры.
Копать пробовали даже на территории индейцев. Те не
препятствовали, поскольку эти примитивные копанки занимали
совсем мало места и вызывали у дикарей искреннее любопытство -
что эти белые надеются найти там, под землей?
Пока треть мужского населения колонии за гроши трудилась рудокопами,
остальные пытались зарабатывать на жизнь традиционными способами.
Пшеница и прочие европейские культуры росли плохо. Попробовали сажать
рис и он дал рекордные урожай. Первые посевы табака даже превзошли ожидания.
Гравюра, изображающая Луизиану в начале
XVIII века.
Слева на рисунке - бывшая столица колонии - Билокси и поселение Мобил (под
N5). Форт под N6 - форт «Тулуза».
Справа - испанская Пенсакола (под
N9) и символическое изображение укрепленного селения индейцев-апалачей.
Так методом проб и ошибок Луизиана потихоньку выбирала путь своего
экономического становления, несмотря на открытую вражду двух главных
действующих лиц этой колониальной пьесы: Кадильяка и Бьенвиля.
Бьенвиль
презирал губернатора за его недалекий ум и чванство, а тот завидовал
популярности своего антипода среди колонистов равно, как и среди
индейцев.
И вдруг произошло удивительное - 18-летняя дочь Кадильяка влюбилась в
Бьенвиля, чего отец не мог не заметить. Сначала его одолел гнев, но,
поразмыслив, он решил, что это может быть и к лучшему. Среди населения
Луизианы, зачастую набиравшегося во Франции из каторжников и всяких
отщепенцев, было крайне мало лиц с дворянской родословной, годившихся ей
в мужья.
Бьенвиль же был молод, 30-ти с небольшим лет, статен,
хорош собой, благородного происхождения, из
богатой семьи.
Смирив свою неприязнь, Кадильяк пригласил потенциального зятя на ужин, за которым
прямо сказал о страсти своей дочери и объявил, что не против, если
молодые воссоединяться.
Но Бьенвиль уже настолько вкусил в жизни странствий, опасных
приключений, впитал дух двух войн, что в нем сформировался характер
авантюриста, слишком порывистый и деятельный, чтобы связать
себя браком.
В самых любезных выражениях он объяснил, почему не может стать мужем
столь юной и прекрасной особы, несмотря на все ее очарование и авторитет
её отца. С сим и откланялся.
Отвергнутая невеста, узнав о том, залилась слезами, а Кадильяка буквально распирало
от ярости.
Скоро ему представился случай отомстить за нанесенное ему, как он
полагал, тяжкое оскорбление.
В апреле 1717-го года в колонии хватились
четырех торговцев, направлявшихся в Новый Орлеан из Канады, но так и не
добравшихся до него. От одного из дружественных индейцев стало
известно, что натчез убили их, оскальпировали, а товары присвоили.
Случалось, люди в Луизиане пропадали и раньше: гибли от зубов и когтей
хищников, терялись в джунглях, тонули в своих утлых лодках, когда
Миссисипи проявляла суровый норов. Но откровенное групповое убийство и
наглый грабеж - такое случилось впервые и требовало возмездия, ибо ничто
индейцы не презирали больше, чем слабость и трусость. Спустить им это злодейство с
рук, значило навлечь на себя новые.
Кадильяк срочно вызвал к себе несостоявшегося зятя, объявив:
«Коли уж вы слывете таким знатоком индейцев, вам с этим делом и разбираться.
Возьмите роту лейтенанта Ришбура, отправляйтесь к натчез и покарайте
их!».
Бьенвилю ничего не оставалось делать, как проглотить пилюлю и
пойти выполнить приказ, что равнялось самоубийству, ибо у натчез
насчитывалось около 800 воинов, а «рота» Ришбура, состояла из
40
новобранцев, набиравшихся на улицах и в тюрьмах Парижа из бродяг и
воров, и была лишь горсткой недисциплинированных людей в мундирах.
Лезь тигру в пасть, однако, Бьенвиль не стал. Его острый ум лихорадочно
искал решение. И нашел.
Взяв свой маленький отряд, Бьенвиль 24 апреля ушел к Миссисипи, некоторое время двигался
вдоль нее, вверх по течению, пока увидел остров
посреди реки, откуда просматривалась оба берега и сам он был виден
издалека. Туда он и переправился с помощью индейцев из ближайшего
селения Туника, которые за небольшие подарки дали им свои каное и
гребцов.
На острове французы взялись за топоры и построили легкий форт, окруженный
частоколом. Внутри находились всего три строения: просторная казарма, склад и
тюрьма. Форт назвали Форт-Розали (см. карту).
Отсюда, через все тех же индейцев из Туники, капитан послал в главный
поселок племени приглашение верховному вождю, носившему титул Великое
Солнце, прибыть к нему в гости, отобедать и обсудить важные вопросы.
Великое Солнце явился не сразу. Конечно же, вождь знал, в чем причина
появления вооруженного отряда французов, знал также, хотя и не одобрял, об
убийстве четырех канадских торговцев, совершенном без его ведома.
Но
не пойти на встречу было - все равно, что признаться в содеянном и вождь
решил, что сможет убедить французов в непричастности натчез к убийству и
грабежу.
Бьенвиль среди натчез - картина
неизвестного художника из фондов национального музея в Лувре (Париж)
Индейская делегация прибыла в форт. Возглавлял ее сам Великое Солнце,
увенчанный, как короной, пышным ореолом из перьев, за ним следовали его сын и наследник -
Малое Солнце, а также военный вождь - Большой Змей (тоже титул) и группа вождей
поменьше, представлявших кланы различных поселков.
Когда они вошли в форт, Бьенвиль, с суровым видом, отклонил руку
Большого Солнца, протянувшего ему дымящийся калюмет. Вместо этого он дал
сигнал, по которому ворота позади индейских посланников захлопнулись, а
их самих окружили солдаты с ружьями наперевес и бесцеремонно затолкали в
тюремный барак.
В одно мгновение практически вся правящая верхушка натчез оказалась под
замком. Узникам Бьенвиль объявил, что не даст им ни воды, ни еды, а
будет держать взаперти пока они не выдадут убийц канадских
торговцев.
В ответ вожди, как один, одели маску холодного презрения.
Но голод - не тетка. Каждый день Бьенвиль подходил к дверям барака с
пленниками и задавал один и тот же вопрос. Вожди хранили молчание,
задыхаясь от миазмов собственных испражнений - туалетом им служила
большая бадья, одна на всех.
А между тем на Миссисипи понемногу распространялись тревожные вести.
Река была главной торговой артерией, по которой вверх и вниз по течению
ежедневно сновали лодки торговцев пушниной, лихих сoureurs de bois, охотников, трапперов и
пожилых бородатых холостяков, искавших, за недостатком лучшего, себе жен
среди индианок.
И вдруг, плывя по своим обычным делам, они увидели
внезапно возникший форт на острове посреди реки. Заинтригованные и
встревоженные, они поворачивали сои каноэ к Форту-Розали, где узнавали,
что натчез вышли на тропу войны и всякое передвижение по реке и ее
берегам чревато гибелью.
Все понимали, что во время войны форт - самое безопасное место. И
оставались здесь. Так, всего за какую-нибудь неделю, гарнизон
Форта-Розали увеличился с 40 почти до 100 человек, причем все вновь прибывшие,
в силу своего опасного ремесла, были отлично вооружены и должным образом
экипированы.
Сидящие под стражей индейцы сквозь узкие оконца тюрьмы тоже
это видели и, если они и надеялись раньше, что их воины придут и
освободят их, то теперь и эта надежда угасла.
Прошло еще несколько дней и, наконец,
12 апреля Великое Солнце заколотил кулаками в дверь, крикнув, что хочет
говорить. Его, а также Малое Солнце и Большого Змея выпустили.
Отощавшие, провонявшие и угрюмые вожди признали свое поражение:
«Те, кто убил ваших торговцев находятся в этом же бараке, вместе с нами,
- сказали они. - Это малый вождь, которого у нас зовут Бородатый - только у него
одного шерсть густо растет на лице, как у бледнолицых. Второй - Алахофлечиа, вождь деревни Большой Орех. Двое других - обычные воины, их
прислужники.
Был еще третий Ойелапе, вождь деревни Белая Глина, но он бежал к чикасо,
когда услышал, что ваш отряд прибыл отомстить».
По приказу Бьенвиля всех четверых убийц вывели из зловонного тюремного логова
и расстреляли.
Под дулами мушкетом приговоренные держались хладнокровно, в традициях своего
племени, где культ смерти и добровольные человеческие жертвоприношения
считались нормой. Для них это просто был путь в иной, блистающий и
прекрасный мир.
Только вождь Бородатый выразил последнее желание - спеть боевую песнь.
Бьенвиль разрешил. И вождь запел, прославляя храбрость натчез, отвагу
своего племени и пророча ему долгие века величия и славы. Впрочем, в
последнем он ошибался. Натчез осталось существовать совсем недолго.
Затем грянул залп.
Как ни странно, но Великое Солнце и прочие узники, которых немедленно
освободили, восприняли казнь с облегчением. Видно было, что они не горят
желанием отомстить, напротив, рады, что такая тяжелая проблема
разрешилась и теперь их жизнь и жизнь их подданных войдет в прежнее нормальное русло.
Затем бывших пленных напоили и накормили. В завершение Великое Солнце и
Бьенвиль, сидя у костра, торжественно выкурили калюмет, официально
подтвердив мир между двумя народами.
Оставив в Форте-Розали лейтенанта Ришбура и 20 солдат - приглядывать за
натчез, Бьенвиль
вернулся в Новый Орлеан торжествующим победителем, сумевшим вместо войны
разрешить конфликт одним актом правосудия.
Теперь уже ла Мот де Кадильяк вынужден был, стиснув зубы, проглотить эту
пилюлю - ведь тот, кого он послал на верную смерть, возвратился, лишь
еще более укрепив свой авторитет среди индейцев и среди
колонистов, избежавших благодаря ему жертв и опасностей войны.
Словно в награду вскоре произошли события, избавившие Бьенвиля от
завистливого и злопамятного соперника - 13 августа того же, 1717-го года,
положение дел в колонии Луизиана было представлено на рассмотрение
Государственного совета в Версале, этот орган под председательством
герцога Орлеанского, регента Франции во время несовершеннолетия Людовика XV, принял заявление Антуана Кроза о расторжении хартии на владение
Луизиной. Вместо 15 отведенных ему патентом лет, Кроза управлял ею
только пять, обнаружив, что не получил ни одного су прибыли, однако
погряз в нескончаемых расходах.
Совет удовлетворил его просьбу, тем более, что уже имелся другой
покупатель - банкир Джон Лоу, француз с шотландскими корнями.
«Западная Компания» была переименована в «Кампанию Миссисипи» и был
учрежден банк того же названия.
С первым же кораблем прибыл новый управляющий Компании, вручивший
Кадильяку уведомление об отставке с поста губернатора. Другим письмом Лоу просил Бьенвиля, о котором был наслышан, вновь занять этот пост.
Разочарованный Кадильяк вернулся во Францию, где и закончил свою жизнь,
не снискав ни славы, ни богатства. Однако имя его, как основателя
Детройта, все же было увековечено -
в названии одноименного роскошного лимузина «кадиллак» класса «люкс», производимого кампанией Дженерал Моторз.
Вот только сам ла Мот де Кадильяк до этого не дожил,
считая свои годы, проведенные в Америке, растраченными впустую.
К следующей главе К предыдущей главе
К оглавлению
|
|
